Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно] - Николай Лейкин

Николай Иванович досадливо чесал затылок и повторял:

— Без языка, без языка… Беда без языка! Ну, однако, что ж у вас в Берлине сегодня вечером посмотреть? — обратился он к швейцару.

— В театры теперь уже поздно, не поспеем к началу; но можно побывать в нашем аквариуме.

— Ах, и у вас, так же как и в Петербурге, есть аквариум? Глаша! Слышишь, и у них в Берлине есть аквариум.

— Наш берлинский аквариум — знаменитый аквариум. Первый в Европа.

— Браво. А кто у вас там играет?

Швейцар посмотрел на него удивленными глазами и отвечал:

— Рыбы… Рыбы… Рыбы там и амфибиен.

— Да неужели рыбы?

— О, господин, там рыб много. Есть рыбы с моря, есть рыбы с океан.

— И играют?

— Да, да… играют.

— Глаша, слышишь! В аквариуме-то ихнем рыбы играют. Надо непременно пойти и послушать.

— Да что ты? — удивилась Глафира Семеновна.

— Вот рассказывает. Ведь этого в другой раз ни за что не услышишь. А кто у них дирижирует? Как вы сказали? — допытывался Николай Иванович.

— То есть как это? Я ничего не сказал, — удивился швейцар.

— Нет, нет… Вы сказали. Такая немецкая фамилия. Анти… Антиби…

— Я сказал, что там есть рыбы и амфибиен, — повторил швейцар.

— Послушаем, брат, хер Франц, этого Амфибиена, послушаем. Веди нас. Глаша, одевайся! Это недалеко?

— Да почти рядом. Unter den Linden, — отвечал швейцар.

— Это что же такое? Я по-немецки не понимаю.

— Наш бульвар Под Липами. Я давеча вам показывал.

— Ах, помню, помню. Ну, Глаша, поворачивайся, а то будет поздно. Да вот что, хер Франц, закажи, брат, нам здесь, в гостинице, ужин к двенадцати часам, а то я боюсь, как бы нам голодным не остаться.

— Зачем здесь? — подмигнул Николаю Ивановичу швейцар, ободренный его фамильярностью. — Мы найдем получше здешнего ресторан, веселый ресторан.

— Ну, вали! Жарь! Вот это отлично. Люблю, кто мне потрафляет. Глаша!

— Я готова.

Из-за алькова вышла Глафира Семеновна в ватерпруфе и шляпке, и супруги стали выходить из номера. Сзади них шел швейцар.

Аквариум

Глафира Семеновна и Николай Иванович, в сопровождении швейцара, сошли по лестнице гостиницы и вышли на улицу, прилегающую к бульвару Unter den Linden, и вскоре свернули на него. Был уже девятый час вечера; некоторые магазины запирались, потушив газ в окнах, но уличное движение не утихало. Громыхали колесами экипажи, омнибусы, пронзительно щелкали бичи, вереницами тянулись ломовые извозчики с громадными фурами, нагруженными поклажей чуть не до третьего этажа домов и везомыми парой, тройкой и даже четверкой лошадей в ряд и цугом. Легкие экипажи сторонились и давали дорогу этим чудовищам.

— Вот эта наша знаменитая улица Под Липами, — похвастался швейцар. — Наш Невский перспектив.

— А ежели эта у вас на манер нашего Невского проспекта, то зачем же у вас ломовых-то пускают загромождать дорогу? — спросил Николай Иванович. — Смотри-ка, какие фуры. Чуть не с дом.

— А куда же деваться? Ведь это улица. Они едут по свой дело.

— Объезжай по задним улицам. Тут прогулка чистой публики, и вдруг лезет ломовой. Да еще какой ломовой! На саженных колесах и в тройку лошадей! Нет, у нас, в Петербурге, по главным улицам этим дубинам ездить не позволяют. Колеси по закоулкам. Нехороши, брат Франц, у вас насчет этого порядки, нехороши, хоть и Берлин.

— Но ежели ему нужно. Ведь он по делу, — опять повторил швейцар.

— Мало ли что нужно! Мало ли что по делу! Объезжай. Куда ему торопиться! Над ним не каплет. Ведь не в театр к началу представления спешит.

— Но ведь через это доставка товара должна быть дороже.

— То есть как это?

— Да так. Ехать по прямой путь — он сделает больше рейсов и может за провоз взять дешевле! Тут экономи, большой экономи.

— Глаша! Слышишь, как рассуждают! Вот на обухе-то рожь молотят! — отнесся Николай Иванович к жене.

— Да уж известно, немцы. Как же им иначе-то рассуждать! — отвечала та.

— И зачем у вас такие телеги громадные, чтобы их в три и четыре лошади таскать? — дивился Николай Иванович. — У нас телеги в одну лошадь.

— Большие телеги тоже экономи, — отвечал швейцар. — Каждый маленький телега в одна лошадь нужно один извозчик, а к большая телега в три лошадь тоже нужно один человек. Большая телега везет столько, сколько везет три телега, — и вот два человек, два извозчик в экономи. Эти извозчик могут работать другое дело.

— Ой, ой, ой, как рассуждают! Глаша, слышишь?

— Да уж слышу, слышу. Дай шляпки-то дамские мне посмотреть. — Глафира Семеновна в это время остановилась около модного магазина.

— Вот наш знаменитый аквариум, — указал, наконец, швейцар на подъезд, освещенный электричеством. — Пожалуйте наверх.

— Как наверх? Да разве у вас аквариум-то не сад? — удивился Николай Иванович. — У нас в саду.

— Как возможно в саду! Тут есть такие рыбы и амфибиен, что им нужно теплый цонне… теплый климат… Вы пальто снимите и отдайте. Будет жарко.

— Снимем, снимем. Ну, поднимайся, Глаша. А я думал, Франц, что у вас в аквариуме этот… как его?.. Вот что к нам-то приезжал… Штраус, вот кто, — вспомнил Николай Иванович. — Я думал, что у вас в аквариуме Штраус, — продолжал он.

— Штраус на Зоологический сад… Там и штраус, там и жираф, там и гиппопотам, там и ваш русский айсбер, ледяной медведь.

Супруги взяли билеты и в сопровождении швейцара вошли в аквариум. Направо и налево стеклянные резервуары с плавающей в воде рыбой. Николай Иванович взглянул мельком и сказал швейцару:

— Ну, мимо! Чего тут простых-то рыб рассматривать! Этого добра у нас в Петербурге в каждом трактире в садке много плавает. А ты веди к ученым рыбам, которые вот музыку-то играют.

Швейцар покосился на него и повел дальше. Показался террариум с черепахами.

— Вот тут шильдкрете, — указал он.

— Черепахи? — заглянула Глафира Семеновна, сморщилась и проговорила: — Фу, какая гадость! Ведите скорей нас к эстраде-то.

Швейцар опять покосился. Он недоумевал, отчего это путешественники пришли в аквариум и ни на что смотреть не хотят.

— Сейчас будут знаменитый орангутанг и горилла, — сказал он.

— Это то есть обезьяны? — спросила Глафира Семеновна. — Не надо, не надо нам обезьян. Ну что на них смотреть! Эка невидаль! Вы ведите нас скорей к этому… Как вы его назвали-то? Да… Амфибиен… Ведите туда, где этот Амфибиен играет. А здесь и публики-то нет.

— Мадам хочет амфибиен смотреть? — улыбнулся швейцар. — А вот многие дамы не любят на амфибиен смотреть. Вы храбрый дама… Вот начинается амфибиен, — указал он на бассейн. — Тут крокодилен…

Глафира Семеновна так и шарахнулась в сторону, увидав выставившуюся из воды голову крокодила.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — заплевалась она. — И как вам не стыдно на такую гадость указывать! Мы вас просим, чтобы вы нас к Амфибиену вашему вели, а вы как назло…

— Да ведь это амфибиен и есть… — начал было швейцар.

— Дальше, дальше, Франц! Что это, в самом деле! Тебе русским языком говорят, что мы не желаем этой дряни смотреть! — крикнул Николай Иванович.

Швейцар недоумевал:

— Мадам просит амфибиен.

— Ну, так и веди к нему! А ты каких-то ящериц да лягушек показываешь. Сделали еще поворот.

— Вот, — указал швейцар.

За стеклом из-под камня выставилась громадная змея, обвила сук дерева и, поднимая голову, открывала пасть. Увидав ее, Глафира Семеновна пронзительно взвизгнула и бросилась к мужу:

— Коля! Голубчик! Уведи меня скорей!.. Не могу, не могу… Ты знаешь, я змей до страсти боюсь… У меня руки, ноги трясутся. Мне дурно может сделаться.

Она вся нервно тряслась. На глазах ее показались слезы.

— Хер Франц! Да будет ли этому конец! Что это за безобразие! — закричал Николай Иванович на швейцара. — Тебе русским языком сказано, что не хотим мы смотреть этой дряни! Тысячу раз тебя просят, чтобы ты нас на музыку вел, а ты черт тебя знает, к чему нас подводишь!

— На какую музыку? — удивленно спросил швейцар. — Здесь никакой музыки нет.

— Как нет? Да ведь это аквариум?!

— Да, аквариум, но музыки нет.

— Как же может быть аквариум без музыки? Что ты нас морочишь-то! Везде аквариум с музыкой… Будто мы не понимаем! У нас в Петербурге тоже аквариум с музыкой.

— А у нас в Берлин без музик…

— Как же ты раньше говорил нам, что здесь музыка, что здесь даже ученые рыбы играют, что здесь какой-то ваш немец Амфибиен оркестром дирижирует.

— Никогда я этого, ваше превосходительство, не говорил.

— Глаша! И он еще мне смеет врать в глаза!

— Говорили вы, говорили. Мы даже сейчас вас спросили про Штрауса, а вы сказали, что Штраус дирижирует в Зоологическом саду, а здесь Амфибиен, — подхватила Глафира Семеновна.

— Мадам, вы меня не так поняли. Никогда я про музыку не говорил. Амфибиен — звери: крокодилен, змеи; штраус тоже звери — птица.